– Неужели, милый Шарль, я вас напугала? – невиннымголоском поинтересовалась Луиза, шаловливо давая волю рукам. – Ну чтотакого страшного в моем предложении?

– Однако ваш муж пребывает на этом свете в полномздравии… Позвольте вам напомнить, Луиза, что по законам королевства двоемужие,как и двоеженство, карается виселицей, на коей придется болтаться и"пособнику", как выражается судейская братия, то есть мне…

– Помилуйте, Шарль, к чему упоминать о такихужасах? – рассудительно прервала Луиза. – Вы так храбры и ловки… Чтовам стоит, вызвав де Бриквиля на дуэль, сделать меня вдовой?

– Черт побери, это просто еще один способ попасть нависелицу, столь же надежный…

– Ну, не преувеличивайте, Шарль! В Париже ежедневнослучается столько дуэлей со смертельным исходом… А кара постигает виновных висключительно редких случаях. У вас наверняка найдутся заступники при дворе… Ивообще, я не тороплю вас сделать это немедленно. Просто поставьте перед собойтакую задачу…

– Непременно, моя радость, непременно, – торопливозаверил д’Артаньян, радуясь некоторой отсрочке.

– В конце-то концов, все может решиться и болееестественным образом, – проворковала ему на ушко Луиза. – Бриквиль,как многие брюзги и скряги, пренебрегающие к тому же супружеской постелью,страдает регулярными разлитиями желчи, и лекарь по секрету мне сообщил, чтоследующий удар может оказаться роковым…

"Господи боже и пресвятая дева Мария! – взмолилсяпро себя д’Артаньян, не на шутку устрашенный подобной перспективой. – Молювас: в неизреченной милости вашей пошлите долгие годы жизни де Бриквилю… томуАнтуану де Бриквилю, что держит меблированные комнаты на улице Старой Голубятнив Сен-Жерменском предместье… Чтобы уж никакой ошибки не случилось…"

– Вот именно, предоставим все природе и богу, –сказал он со вздохом облегчения. – В конце концов, разве плохи такие вототношения? В них есть та поэтическая прелесть, которой уделил столько вниманиясамый замечательный писатель современности, синьор Боккаччио, авторбессмертного "Декамерона"…

– Возможно, – согласилась Луиза. – Воттолько… Мне казалось, что Боккаччио, автор "Декамерона", умер леттриста тому… Впрочем, возможно, это был какой-то другой Боккаччио…

– Черт меня раздери, – сказал д’Артаньян. –Неужели, Луиза, вы читаете романы?

– Хочу вам напомнить, милый Шарль, что я происхожу изстарого рода, а значит, учена читать и писать. В конце концов, если мадемуазельде Скюдери, особа безусловно светская, пишет романы, отчего другая особадворянского происхождения не может романы читать? Я читала "КираВеликого", "Клелию", а также "Декамерон","Амадиса Галльского", стихи господ Маро, Ронсара и Полиде… Конечно,этого недостаточно, чтобы сравниться со столь серьезным знатоком изящнойсловесности, как вы – а в вас сразу чувствуется таковой, – но и невежественной,смею думать, меня нельзя назвать… Вот вам еще одно мое ценное качество каксупруги – вы всегда сможете поговорить со мной о романах и поэзии…

– Это, конечно, достоинство… – растеряннопробормотал д’Артаньян, не на шутку встревоженный тем, что разговор вновьсвернул на опасную дорожку. – А что вы читали последнее?

– Увы, последний мой роман остался недочитанным, –печально поведала Луиза, – поскольку ко мне в руки попали лишь полсотнипервых страниц без переплета. Но история эта меня крайне заинтересовала, и яохотно одолела бы роман целиком… Написал его испанец по имени Мигель деСервантес, и повествовалось там о благородном шевалье Дон Кихоте…

– Знавал я в Гаскони одного де Сервантеса, –сказал д’Артаньян. – Правда, звали его не Мигель, аХорхе-Арандиго-Лусия-Фадрике, и кто-кто, а уж он-то безусловно не мог написатьромана, поскольку читать и писать не умел совершенно. Он, видите ли, считал,что подобное умение попросту оскорбительно для знатного идальго и должнооставаться лишь уделом неблагородного народа… Так что это, конечно, не он… Хотядворянин был безусловно достойный, спесив так, как может быть только испанец,как ни печально признавать подобное гасконцу…

Он спохватился и прикусил язык, чтобы ненароком непроговориться о горничной того, беарнского де Сервантеса: при всей своейнеискушенности он вдруг подумал, что Луиза без всякого восторга выслушала быиные его воспоминания о родных краях…

– И о чем же шла речь в том романе?

– О пылкой любви благородного идальго к простойпастушке, кою он воображал себе принцессой…

"Ну, это в испанском стиле", – подумалд’Артаньян, а вслух, разумеется, сказал:

– Клянусь честью, Луиза, я вам раздобуду этот роман,пусть даже для этого придется обойти всех книготорговцев Парижа…

Он пообещал бы сейчас и Луну с неба – лишь бы только отвлечьсвою очаровательную любовницу от совершенно ненужных мыслей касаемо обзаведенияновым мужем. "Не по-христиански это, – ханжески сказал себед’Артаньян, – отнюдь не по-христиански – стремиться к новому супружеству,когда первого мужа еще не унесли черти…"

– Вы меня крайне обяжете, Шарль! – промурлыкалаЛуиза, и ее голос вдруг исполнился шаловливой загадочности. – А коли ужречь зашла об изящной литературе, не припомните ли вирши господина Ронсара обаленькой маленькой пещерке?

Покраснев в темноте, гасконец, отроду не бравший в рукиникаких виршей, подумал, что, кажется, уловил все же ход ее мыслей…

Выйдя ранним утром во двор – он еще не отвык от беарнскойпривычки вставать засветло, – д’Артаньян увидел там свою очаровательнуюхозяйку, домовито приглядывавшую за разгрузкой тележки мясника. Если у негосамого от некоторой неловкости припекало кончики ушей, то прекрасная Луизасмотрела на него столь спокойно и невинно, выглядела такой безмятежной иблагонравной, что наш гасконец на какой-то миг засомневался: не приснилось лиему, что ночью он побывал в постели г-на Бриквиля, на его законном месте?

– Доброе утро, господин д’Артаньян! – ангельскимголоском поприветствовала его Луиза, выглядевшая свежей и совершеннонеприступной, сущим олицетворением супружеской верности. – Как вам спалосьна новом месте?

– Прекрасно, – сказал гасконец. – Всю ночьвидел чудесные сны…

– Интересно, о чем? – прищурилась Луиза.

– Да как вам сказать, госпожа Бриквиль… Всю ночьснились иные главы из бессмертного романа синьора Боккаччио…

– Интересное, должно быть, было зрелище? – как нив чем не бывало спросила она. – Вы, господа гвардейцы, – людилегкомысленные, и сны ваши, должно быть, вам под стать…

Воспользовавшись тем, что слуги находились на значительномотдалении, д’Артаньян тихонько сказал: